
Marc Caplan, Yiddish Writers in Weimar Berlin: A Fugitive Modernism
Bloomington: Indiana University Press, 2021
Короткий, но оживлённый и продуктивный берлинский период современной еврейской культурной истории обладает особым очарованием для современных исследователей. Из плавильного котла разных языков, стилей и жанров возникли шедевры литературы и искусства, принадлежащие одновременно и еврейской, и европейской культуре.
У нынешней ностальгии по Веймарской республике, существовавшей между окончанием Первой мировой войны и приходом Гитлера к власти в 1933 году, есть привкус меланхолии. Расцвет был недолговечным и хрупким, и вскоре ветви еврейской культуры разошлись в разные стороны — политически, лингвистически, географически. Литераторы и художники оставили Берлин, перебравшись в Америку, Польшу, Советский Союз или подмандатную Палестину. Еврейской культуре больше не было суждено пережить такой многосторонний творческий бум в одном локусе.
Новая книга Марка Каплана «Идишские писатели в веймарском Берлине: беженский модернизм» помещает еврейское литературное творчество в Берлине в широкий культурный контекст двадцатых годов. Его главные герои — три писателя, принадлежащие к идишскому литературному канону: Давид Бергельсон, Дер Нистер и Моисей Кульбак. Каплан рассматривает их работы, написанные во время пребывания в Берлине, в диалоге с творчеством других, преимущественно немецкоязычных, авторов. Иногда прослеживается прямое влияние последних, но чаще речь идёт о тематической, идейной и эстетической перекличке.
Бергельсон, Дер Нистер и Кульбак, утверждает Каплан, отражали более широкий опыт беженцев из Восточной Европы — как евреев, так и неевреев, — искавших убежище в Германии от политических беспорядков и взрывов насилия после распада Российской империи. Поэтому их книги стали не только шедеврами идишской модернистской литературы, но и свидетельскими показаниями целой эпохи.
Далее, Каплан утверждает, что именно вследствие того, что идишская литература того времени находилась на периферии основного потока европейской культуры, ее произведения позволяют лучше понять эстетические новации этого периода. Еврейские литераторы в Восточной Европе высоко ценили немецкую культуру, а немецко-еврейская интеллигенция во время Первой мировой войны «открыла» для себя «подлинную» аутентичную еврейскую идентичность в среде своих восточноевропейских собратьев. В Берлине эти два сообщества встретились в первый раз.
Все они мечтали о лучшем будущем, в котором евреи и их культура обретут безопасное место. Вставал вопрос: где должно находиться это место? В будущем ли еврейском государстве в Земле Израиля; в коммунистическом ли Советском Союзе; или, возможно, в рамках национально-культурной автономии в странах Центральной Европы. Конец жизни всех троих персонажей исследования Каплана был трагическим. Все они погибли в результате сталинских репрессий в Советском Союзе до или после войны. Но фокус исследования Каплана — на более раннем периоде. Он рассматривает «эстетическую и эмоциональную сложность работ, созданных посреди запутанной амбивалентности [веймарской] Германии».
В первой части книги идишский писатель Давид Бергельсон встречает немецко-еврейского автора Альфреда Дёблина. Они открывают для себя и для своих читателей новый мир, возникший на руинах прежних империй: Российской и Австро-Венгерской. Неслучайно, отмечает Каплан, тема смерти настолько очевидна в книгах обоих писателей. «Путешествие по Польше» Дёблина описывает старую хасидскую культуру как уходящую, а Бергельсон приговаривает старое местечко к смерти в своём романе «Мера строгости».
Но есть и важное различие между Бергельсоном и Дёблином. Для Дёблина новая Польша — страна противоборствующих народов: поляков, украинцев, евреев и немцев, не имеющих между собой ничего общего. В Советском Союзе Бергельсона, напротив, евреи вынуждены стать членами нового общества, в противном случае у них нет будущего. Стоит отметить, что картина польского еврейства, рисуемая Дёблином, не так уж однозначно меланхолична. В Вильно, в отличие от Варшавы, он встречает население, говорящее на идише, полностью современное в культурном отношении и в том, что касается образа жизни.
И неслучайно, что именно в виленском издательстве Бориса Клецкина вышло собрание сочинений Бергельсона, в которое вошёл роман «Мера строгости».
Каплан читает берлинские рассказы Бергельсона через стилистическую призму новой вещественности (Neue Sachlichkeit). Этот модернистский подход был популярен в немецкой литературе и искусстве второй половины двадцатых годов. Материальные объекты служат в описании Бергельсоном трудностей эмигрантской жизни в Берлине метафорой для обозначения духовного одиночества и шаткого положения еврейских беженцев в чужом большом городе. Каплан прочитывает в этих мрачных описаниях признаки приближающегося бедствия, с которым столкнулась Европа в тридцатые годы.
В отличие от Бергельсона, Кульбак и Дер Нистер не описывали берлинскую жизнь в своих работах этого периода. И всё же, утверждает Каплан, немецкая культура повлияла на их воображение. В берлинских рассказах Дер Нистера Каплан обнаруживает влияние современной немецкой литературы и кинематографа. Особенно значимо влияние романа «Учитель Гнус» Генриха Манна и фильма «Голубой ангел», которое ярко проявляется в последнем символистском рассказе Дер Нистера «Под забором».
К анализу Капланом немецкого влияния на рассказ Дер Нистера можно добавить, что «Под забором» вышел в свет через три года после возвращения автора в Советский Союз. Центральный мотив открытого суда посредством иносказания отражает методы сталинского террора, жертвой которого и пал автор. В то время как фантастические рассказы Дер Нистера языком аллегории отражали закат и распад окружающего мира, мессианское видение Кульбака разворачивалось на фоне пейзажей его родного края — Белоруссии. В поэме «Райсн» и в романе «Машиах бен Эфраим», которые были главными произведениями берлинского периода Кульбака, встречаются рассказы о зарождении мира и об апокалипсисе, о начале и о конце света.
«Идишские писатели в веймарском Берлине» — не лёгкое чтение. Книга полна остроумных мыслей и смелых предположений, которые иногда могут вызвать сомнение у читателей. В конце своего труда Каплан сравнивает эру Веймарской республики в Германии и сегодняшнее время, «когда технологии быстро меняются, а политика хрупка». В такие исторические моменты фантастически-аллегоричное понимание мира обретает особую популярность. Книга Каплана — вдумчивое критическое исследование модернистской идишской литературы, которое будто бы специально приурочено к нынешнему историческому моменту.
Перевела с идиша Анна Журавель-Сегал[1]
Оригинал опубликован в газете «Форвертс» 12 ноября 2020 г .
1 Переводчик выражает благодарность профессору М. Крутикову за любезную помощь в редактировании перевода.
